Михаил Яснов
* * *
Я не видел Берестова грустным –
я запомнил Берестова устным,
с песенкой да байкою о том,
как Чуковский спорил с Маршаком.
Что дается детскому поэту?
Если повезет – запомнить эту
заповедь, важней иных наук,
что в стихах всего дороже звук.
От того и не был он печален,
этот звонкий голос дяди Валин:
тенорок, переходящий в смех,
звук держал – за них, за нас, за всех!
12 сентября 2011
Это – эхо
В двадцатых числах ноября 1981 года в ленинградском отделении «Детгиза» проходила Конференция по детской литературе. Семинар поэзии вели Валентин Дмитриевич Берестов и Александр Алексеевич Крестинский.
Вот несколько слов Берестова, которые я записал по ее ходу:
Чтобы писать стихи о детстве, нужно прожить большой кусок жизни.
В современной взрослой поэзии – сплошной эгоцентризм. В юношеской поэзии – чистота.
Объективный эгоцентрик: Я помню чудное мгновенье, Перед тобой явился я. Субъективный: перед собой явился я.
В моем возрасте без чувства юмора жить нельзя.
Читатель – анонимная черная дыра.
Детские стихи – продолжение слов детей. Игра с детьми переходит в стихи. Должен быть точный расчет на возраст. Это – эхо.
(Голосом Барто)
Барто: Оставляйте одни находки.
Берестов: Тогда многие строчки будут незарифмованы.
Барто: Пускай они так постоят.
(Голосом Татьяны Ивановны)
Татьяна Ивановна: Зачем ты это написал?
Берестов: Я хотел сказать то-то, то-то и то-то.
Татьяна Ивановна: Вот бы и сказал!
Я не могу, грешный человек, писать песни. Как говорил наш экспедиционный шофер: «Твоим голосом можно только кричать: Занято!»
Маршак, когда чувствовал, что стихи фальшивы, читал их с немецким акцентом.
У Чуковского было основное требование к сказке: чтобы к каждой строчке можно было нарисовать картинку.
Заходер повторяет: всё – сюжет. Какие стихи можно написать про пепельницу? Лежат в ней окурки и говорят: «Все тлен! Все прах!»
Маршак говорил: надо все время держать несколько утюгов на огне.
Ирландцы говорят: когда Бог создавал время, он сделал его достаточно.
Нашел себя
– Наконец-то вы нашли себя! – сказал Чуковский, когда 36-летний Берестов принес ему свои детские стихи.
Жизнь – загадка
Был в Ленинграде замечательный мальчик Вова Торчинский, автор очень любопытных и веселых стихов. Однажды приехал из Москвы Валентин Дмитриевич Берестов. На встречу с ним пригласили не только детских писателей, но и пишущих детей. Вова прочел наши любимые стихи:
Да здравствует осень! Да здравствует школа!
Да здравствует время и форма глагола!
Берестову стихи тоже очень понравились.
– Кем ты собираешься быть? – спросил он Вову.
– Не знаю, – потупился тот.
– Правильно! – обрадовался Берестов. – Жизнь – загадка.
С порога
В октябре 1982 года я в очередной раз приехал в Москву и добрался до Берестовых. Дядя Валя огорошил с порога:
– Из всех детских поэтов я могу сейчас читать только Яснова, и то потому, что он взрослый поэт.
После дождя
Еще один приезд в Москву – в апреле 1983 года. Вечером – визит к Берестовым. Мы с дядей Валей шли из разных мест и оба попали под ужасный дождь. Сели у обогревателя. Берестов – совершенно мокрый: «Давайте стихи!.. Нет, сначала почитайте!» Я, тоже совершенно мокрый, начал читать стихи из рукописи, приготовленной для издательства «Малыш». Пришла Татьяна Ивановна с чаем. Берестов, не обращая внимания на чай, принялся читать мою рукопись и при этом сразу же выдавал варианты тех мест, которые ему не глянулись. Так мы и отходили от дождя – теплом и стихами.
Новости
Через несколько месяцев, осенью, Валентин Дмитриевич приехал в Ленинград на пятидесятилетие Детгиза. Пошли с ним гулять по городу.
Я: «Валентин Дмитриевич, какие у вас новости?»
Он: «Послушайте, что написал Андрюша Чернов про Пушкина!»
Через полчаса я нахожу лазейку в его монологе и спрашиваю: «Что у вас-то новенького?»
Он: «А вот что написала Олеся Николаева…» И так далее.
Рифма
В апреле девяностого Берестов был у нас – сидели и складывали рукопись Мориса Карема: после первого нашего совместного каремовского опыта (книжка «Песенка волынки») мы замахнулись было на толстую книгу переводов из Карема. Потом оказалось, что времена пошли не те и книжка не состоялась. Но тогда мы еще были полны энтузиазма. Валентин Дмитриевич много говорил о точности каремовской рифмы:
– Рифма – ключик к мысли. Например: «К чему стремиться к истинам, коль нету в них корысти нам?».
Что еще говорил Берестов
Берестов говорил про себя: «ископаемый прадед» (потому что писал в археологических партиях песенки).
О народной песне: «Каждая народная песня касается всех и каждого – и малый, и старый найдет в ней все, что ему надо. Не в этом ли суть поэзии?»
«Стихи для детей – это лирика индивидуальной судьбы».
И еще: «Я пережил период застоя, потому что попал во время этой грозы под грибок детской поэзии».
Эпиграмма
В феврале 1998 года, за месяц до кончины Берестова, Андрюша Чернов привез из Москвы его эпиграмму – на телевизионную рекламу:
Женщиною быть довольно гадко –
Сверху перхоть, а внизу прокладка.
Вакансия
В день смерти Берестова я вспомнил, что четверть века назад, когда мы познакомились, В.Д. вроде бы в шутку сказал: «Сегодня вакансия детского поэта пустует». Это было вовсе не так. Вакансия детского поэта опустела сегодня.
Еще Берестов
«По большому счету читатель поэзии – поэт. Я не разделяю на отдельные группы тех, кто пишет стихи, и тех, кто умеет их прочесть».
Соавтор
Все, конечно, помнят замечательные стихи Валентина Берестова для самых маленьких. Например, его «Петушков»:
Петушки распетушились,
Но подраться не решились.
Если очень петушиться,
Можно перышек лишиться.
Если перышек лишиться,
Нечем будет петушиться.
В одном детском садике читали стихи Берестова, и я с удовольствием прочел ребятам и это стихотворение.
Девочка поднимает руку:
– Вы неправильно прочли!
– Почему неправильно?
– Там в конце по-другому.
– По-другому? Это как?
– Вот так:
Если перышек лишиться,
Не в чем будет потушиться!
Из письма
«Наше дело – высокая степень порядка и близости к самой природе поэзии, мнемонической, побуждающей малых детей к пляске и мечте, а взрослых – тоже к чему-то хорошему. Необыкновенно важен звук в поэзии, легко и весело берущий за душу и внушающий надежду <…> «Голубчик, берегите вашу звонкость!» – это сказал Маршак в 1964 году». (10 июня 1983 года)
2 октября 2011